Инсуррекционалистский анархизм против массового анархизма

Инсуррекционалистская традиция

Из нашего обсуждения следует, что необходимо разработать новую типологию, которую все могли бы применять и которая могла бы помочь понять различия внутри широкой анархистской традиции. Мы предлагаем проводить боле практичное различие – между инсуррекционалистским анархизмом и массовым анархизмом. Инсуррекционалистский подход к анархизму играл устойчивую и видную роль во всем анархистском движении на протяжении большей части его истории, но всегда был решительным образом в меньшинстве. Придется изучить его прежде, чем мы обратимся к массовой анархистской традиции, причем по нескольким причинам. Во-первых, поскольку инсуррекционалистская традиция в наибольшей мере приближается к тому, о чем думают многие люди, слыша об анархизме. Во-вторых, потому что он достаточно однороден, и с ним легче разобраться. И в-третьих, поскольку инсуррекционалистская анархистская традиция служит удобной демонстрацией того, что противоречит подходу массового анархизма.

Одним из наиболее ярких глашатаев инсуррекционалистской традиции выступал Галлеани. Он родился в Италии, изучал право в Турине, но отказался от этого, когда воспринял анархизм. Позднее он бежал из Италии, был выслан из Франции и Швейцарии, вернулся в Италию, где был обвинен в заговоре и в 1898 г. заключен на острове Пантеллерия, у сицилийских берегов. В 1900 г. Галлеани бежал и провел около года в Египте, пока, под угрозой выдачи, не бежал в США.

Там Галлеани поселился в Паттерсоне, в Нью-Джерси. Поскольку он не умел хорошо говорить по-английски, его деятельность была сконцентрирована на общине итальянских иммигрантов, где инсуррекционалистские взгляды уже имели некоторое влияние. Он принял на себя редакцию «Ля куэстьоне сочиале» («Социального вопроса»), вероятно, ведущего итальянского анархистского журнала в США. Обвиненный в подстрекательстве к беспорядкам в 1902 г., он бежал в Канаду, затем вернулся в Барр, штат Вермонт, где в 1903 г. основал «Кронака совверсива» («Подрывную хронику»), а в 1912 г. переселился в Линн, штат Массачусетс. В 1919 г. Галлеани, вместе с многими своими сторонниками, был депортирован в рамках общего разгрома левых американским правительством в 1919 – 1920 гг. Он был вынужден оставить в Америке жену и детей. В Италии он подвергался постоянным преследованиям при режиме Муссолини, неоднократно заключался в тюрьму и находился под круглосуточным полицейским надзором, пока не умер в маленькой деревушке в 1931 г.

«Кронака совверсива», которая выходила в США до 1918 г. и ненадолго была возрождена в Италии в 1920 г., распространялась среди говорящих по-итальянски по всему миру, в том числе, в Австралии, Латинской Америке и Северной Африке. Она ратовала за насильственное воздаяние силам капитализма и государства, восхваляла и почитала анархистов, избиравших путь вооруженного действия – именно эту перспективу рьяно принимали галлеанистские группы. Один из приверженцев, Гаэтано Бреши, ткач серебром из Паттерсона, отправился морем в Италию, где в 1900 г. убил короля Умберто I. Галлеанисты участвовали в покушениях на жизнь промышленника Джона Д. Рокфеллера и других капиталистов, а также генерального прокурора Митчелла Пальмера и других, в нападениях на полицейские участки, в серии бомбовых атак в 1919 г. В 1920 г. галлеанист Марио Буда взорвал бомбу на Уолл-стрит, убив 30 человек и серьезно ранив боле 200.

Знаменитые анархистские активисты, сапожник Никола Сакко (1891-1927) и рыбник Бартоломео Ванцетти (1888-1927), были пламенными галлеанистами. Их арестовали в 1919 г. по обвинению в двух разбойных нападениях и, несмотря на шаткость доказательств, отдали под враждебно настроенный против них суд. Оба оказались в центре международной кампании, в которой приняли участие миллионы людей, но в 1927 г. были казнены. Понятно, что большая часть кампании пыталась представить обоих мирными жертвами, но следует отметить, что «они принадлежали к той ветви анархистского движения, которое проповедовало повстанческое насилие и вооруженное отмщение, включая использование динамита и убийство» (P.Avrich. Sacco and Vanzetti: The Anarchist Background. Princeton, 1991. P.56-57). Это говорится не с целью поношения их личностей, а для пояснения насчет их активности и убежденной преданности делу, в которое они верили, чтобы понять, кем они видели себя сами: классовыми борцами.

В сущности, инсуррекционалистская анархистская традиция имеет тенденцию отвергать борьбу рабочего класса и крестьянства за немедленные и частичные выгоды как бесполезную. Согласно Галлеани, «анархисты считают, что никакие действительные завоевания в экономической области невозможны, пока средства производства остаются в личной собственности капиталистов» (L.Galleani. The End of Anarchism? Orkney, 1982. P.11). Галлеани прибег к одному из вариантов аргументации в духе «железного закона заработной платы», обычной для многих домарксовых социалистов: любые прибавки к зарплате и сокращения рабочего времени неизбежно приведут к росту стоимости жизни, поскольку капиталисты будут стремится наверстать свои убытки. Поэтому «любое завоевание подобных улучшений обманно и неустойчиво». Реформы могут принести выгоды рабочим лишь на короткое время, пока «высокая стоимость жизни… не восстановит равновесие исключительно к выгоде… капиталистов» (Там же, с.11-13).

Поэтому анархисты, по мысли Галлеани, не заинтересованы в продвижении реформ или в борьбе за немедленные достижения. Их задача – развивать дух индивидуального и коллективного бунта. Они должны способствовать широкому распространению в рабочем классе «тактики коррозии и непрерывной атаки» путем прямых действий. Если эта тактика и приведет к каким-то реформам, это будет случайностью: подлинная цель – укреплять нарастающий пролетарский бунт против существующих институтов, что приведет к принудительной экспроприации правящего класса в ходе «насильственной социальной революции». Галлеани настаивал на том, что реформы – это хитрые уловки правящего класса с тем, чтобы оздоровить свое господство и «спасти обанкротившиеся привилегии». Эти уловки неминуемо проистекают из «могучего давления масс», но имеют тенденцию порождать «опасные миражи» иллюзий насчет доброты правящего класса, которые надлежит разоблачать (Там же, с.11).

Учитывая такие взгляды, вполне ожидаемо, что Галлеани с подозрением относился к работе в профсоюзах. «Анархистское движение и рабочее движение идут двумя параллельными путями», говорил он, и «геометрически доказано, что параллельные прямые никогда не пересекаются» (Там же, с.47). В целом, профсоюзы служат для анархистского действия позитивной угрозой. Галлеанисты в равной степени отвергали также и в особенности анархо-синдикалистские и революционно-синдикалистские профсоюзы. Профсоюзы существуют, в первую очередь, для удовлетворения требований «немедленных и частичных улучшений», и, добиваясь этого, они неминуемо принимают «существующую экономическую систему во всех ее проявлениях и отношениях» (Там же, с.49).

Это означает приспособление к реформистской «толпе», которая включает большинство рабочего класса. Анархисты, уверял Галлеани, не должны занимать ответственные позиции в профсоюзных организациях. Анархисты должны участвовать в профсоюзах лишь с позиций постоянной оппозиции против их действий, программ и акций, «последовательно демонстрируя» «обман» профсоюзной деятельности и ее разочаровывающие результаты: «правильное и целостное освобождение» требует революции. Галлеани допускал, что революция может сопровождаться всеобщей стачкой как частью – но лишь частью – более широкого народного восстания (Там же, с.49, 11). Но ясно, что она может произойти лишь вопреки профсоюзам, а не через них, и не будет результатом терпеливого строительства синдикалистского рабочего движения.

Со временем инсуррекционалистское недоверие к профсоюзам, которое можно обнаружить у Галлеани, переросло в активную враждебность: профсоюзы стали рассматриваться как бюрократические органы, которые всегда и везде саботируют борьбу рабочего класса, всегда и везде активно потворствуют капитализму и государству в предотвращении борьбы рабочего класса. Современный итальянский анархист-инсуррекционалист Альфредо Бонанно изложил эту точку зрения в своей «Критике синдикалистских методов». Он заявил, что любая профсоюзная борьба бесполезна, что «даже в самых лучших случаях все сводилось к сделке с несколькими немногими пустяками и уступками, которые вскоре исчезали из-за роста потребительских цен». Утверждалось, что даже лучшие профсоюзы обессиливают состоящих в них рабочих, ибо приняли на себя роль «гаранта и соучастника» капитализма. Это означает, что борьбу следует вести вне профсоюзов, так как, по Бонанно, «прямо действие низовых ячеек на уровне производства невозможно в рамках профсоюзов или синдикалистских организаций» (A.М. Bonanno. A Critique of Syndicalist Merhods, 1975).

Как только выдвигаются аргументы, что борьба за немедленные достижения тщетна, что участие в профсоюзах возможно только при условиях решительной оппозиции против профсоюзной работы и что формальная организация, как таковая, служит тормозом для свободы, инициативы и бунта, поле для анархистской работы предельно сужается. Одной из сфер является ведение абстрактной пропаганды за анархизм. Однако многим другим представляется иной путь: акт бунта, часто насильственного, со стороны отдельных анархистов и анархистских групп, известного как «пропаганда действием», в отличие от «пропаганды словом», в изданиях и речах. Первоначально фраза «пропаганда действием» относилась к любой попытке продемонстрировать на практике возможность и желательность революции. Однако с середины 1880-х гг. «пропаганда действием» стала почти исключительно отождествляться с актами индивидуального террора и убийствами, покушениями, совершенными анархистами.

В основе пропаганды действием лежало несколько основных идей: стремление отомстить наиболее порицаемым членам правящего класса, вера в то, что подобные действия подрывают власть и служат выражением индивидуальности, надежда на то, что они воодушевят рабочий класс и крестьянство, наполнят их духом бунта и подтолкнут к совершению подобных же актов восстания и неповиновения, которые затем сольются во всеобщее восстание и революцию. Пропаганда действием может включать также экспроприацию денежных средств и ресурсов правящего класса ради финансирования революционного дела. Она не включает в себя борьбу за реформы или акции, которые могут, в той или иной степени, рассматриваться как компромисс с существующим социальным строем.

В представлениях Галлеани, пропаганде действием отводилась абсолютная центральная роль. Она вырастает из нестерпимых условий современного общества: «ужасная ответственность за бунтарский акт» должна быть «брошена в лицо эксплуататорам, которые выжимают из простого народа последнюю каплю пота и крови, в лицо полицейским, которые подставляют открытый карман мошенникам» и «прощающе подмигивающим судейским, дающим неприкосновенность угнетателям, эксплуататорам и коррупционерам» (L.Galleani… P.55). Короче говоря, аморален не индивидуальный бунт, а вызывающее его общество. Подобные бунты неизбежны – «Чего стоит отречение?» — и оправданы: «Буржуазия и порожденные ею бедствия не сдвинут нас ни на миллиметр». «Индивидуальный акт бунта» неотрывен от революционного процесса, являясь его начальной фазой: «идеал… воплощен в мученичестве его первых глашатаев и скреплен кровью верящих в него». Индивидуальный бунт и жертва – необходимые и неминуемые посредники между изначальным идеалом и революционным движением, кульминацией которого служит революция. «Жертва» вырастает как «святой образец», вдохновляя на новые бунты, пока не возникнет ситуация, когда «уже не хватит тюрем для того, чтобы сдержать распространяющееся восстание», и поток революции, «последнее отчаянное завоевание», не сметет все (Там же, с.51-53, 57).

Инсуррекционалистский анархизм и пропаганда действием в действительности не существовали в период Первого Интернационала и не были частью идей Бакунина. Эти идеи стали выдвигаться вперед лишь после роспуска анархистского Первого Интернационала в 1877 г., пережив короткий период преобладания в 1880-х гг. Следует подчеркнуть, что тенденция к совершению насильственных повстанческих актов в то время не ограничивалась только анархистами. Часть русского народнического движения в 1870-х гг. превратила убийства и грабежи ради дела борьбы в центральные моменты своей стратегии, что привело к убийству царя Александра II Игнатием Гриневицким в 1881 г. Этот подход был популяризирован и драматизирован в Западной Европе в таких книгах, как «Подпольная Россия» Степняка (1883 г.). Имя «Степняк» было псевдонимом русского анархиста Сергея Кравчинского (1852-1895), который участвовал в покушении на главу царской полиции (жандармов, — прим. перевод.) Мезенцева. Такого рода терроризм остался характерной чертой наследников народников – эсеров, хотя большинство эсеров не являлись анархистами.

Внутри социал-демократической партии Германии сплотилась экстремистская фракция вокруг бывшего депутата парламента от социал-демократов Йоханна Моста (1846-1906). Она привлекала даже юного Каутского, позднее ставшего столпом марксистской ортодоксии. Родившийся в Баварии, Мост изучал переплетное дело, связался с Первым Интернационалом в конце 1860-х годов и стал неутомимым и мощным агитатором, помогавшим организовать социал-демократическую партию. Его неоднократно бросали в тюрьму, дважды избирали в германский рейхстаг и выслали из Германии в 1878 г. Еще до того, как он пришел к анархизму, Мост выступал за вооруженные действия, но только в 1880 г. в своей издававшейся в Лондоне газете «Фрайхайт» («Свобода») он перешел на позиции инсуррекционалистского анархизма. Статья, озаглавленная «Наконец-то!», прославлявшая убийство Александра II и ратовавшая за подобные же акции, привела к его осуждению на 18 месяцев каторжных работ. После этого Мост переехал в США и перенес издание «Фрайхайт» в Нью-Йорк.

Здесь в 1883 г. он сыграл центральную роль в создании американской анархистской группы «Интернациональная ассоциация трудового люда» (IWPA; не смешивать с Первым Интернационалом или созданным в 1922 г. синдикалистским Интернационалом – Международной ассоциацией трудящихся). Мост продолжал отстаивать инсуррекционалистские позиции в течение 1880-х гг. Первоначально инсуррекционалистский анархизм оказывал влияние на IWPA. Мост выпустил справочник «Наука революционной войны», содержащий рецепты изготовления и применения взрывчатых веществ, а IWPA издала его самый кровожадный памфлет «Чудовище собственности», с призывами «убивать врагов народа». Однако IWPA все больше попадала под преобладающее влияние синдикализма и представлений о том, что профсоюз является инструментом классовой борьбы, оружием революции, «зародышем нового общества» и «автономной коммуной в инкубационный период» (P.Avrich. The Haymarket Tragedy. Princeton, 1984. P.73-75). IWPA взяла в свои руки Федеративный союз рабочих-металлистов Америки, а в 1884 г. ее чикагская секция сформировала Центральный союз труда, крупнейший профцентр города. Многие издания IWPA также демонстрируют явную очарованность инсуррекционализмом, хотя, как мы увидим, общий курс организации развивался в направлении массового анархизма и в особенности синдикализма.

В самой Италии также проявились тенденции в сторону инсуррекционализма. В 1877 г. молодой Малатеста и вооруженная группа из 25 других анархистов попытались разжечь восстание крестьян, но не достигли успеха. В подготовке запланированного восстания принял участие и Степняк. Вторым ключевым моментом в повороте анархистов к пропаганде действием было создание Антиавторитарного Интернационала (боле известного как Черный Интернационал) в Лондоне 14 июля 1881 г. Это произошло на Социально-революционном конгрессе, организованном такими видными фигурами, как Кропоткин, Мост и Малатеста. В отличие от Первого Интернационала, который отличался политическим разнообразием и сосредоточился на непосредственной борьбе рабочего класса, Черный Интернационал должен был быть «одновременно анархистским, коммунистическим, антирелигиозным, антипарламентским и революционным» (D.Guerin. Anarchism: From Theory to Practice. New York, 1970. P.74). Он был особенно привлекателен для инсуррекционалистских анархистов, и в его манифесте провозглашалось: «Действие, совершаемое против существующих институтов, в тысячу раз сильнее обращается к массам, чем тысячи листовок и потоки слов» (Цит.по: M. Bookchin. The Spanish Anarchists: The Heroic Years, 1868-1936. New York, 1977. P.115).

Хотя крупнейшие секции этого Интернационала – IWPA в США и Всеобщий конгресс мексиканских рабочих, сформированный в 1876 г., находились под сильным влиянием синдикализма, он получил большую известность, благодаря своей роли в популяризации пропаганды действием. Многие анархисты перешли к новому подходу, правда, только временно. Кропоткин в 1880 г. провозглашал «непрерывный бунт словом, письмом, кинжалом и винтовкой или динамитом» и добавлял: «Нам подходит все, что чуждо легальности» (D.Guerin. Anarchism… P.74, 78). Молодой Беркман, под влиянием Моста и при помощи Гольдман, попытался в США убить использующего штрейкбрехеров промышленника Генри Клея Фрика, который нес ответственность за гибель нескольких забастовщиков на сталелитейных заводах в Гомпстеде. Он был приговорен в 1892 г. к 15 годам тюрьмы. Малатеста помогал выдвинуть основные идеи тактики пропаганды действием, но осудил ее развитие в сторону покушений.

Период преобладания инсуррекционализма в анархистском движении закончился в 1890-х гг., но прежде анархизм стали широко связывать с терроризмом. Волна попыток покушений и убийств глав государств и взрывов бомб также продолжилась вплоть до ХХ века. Идеи этой традиции сохранили галлеанисты, элементы, связанные с фракцией «Тьера и либертад» («Земля и воля») в Испании, группа «Ла Батталья» («Борьба») в Бразилии, антиорганизационисты в Аргентине, связанные с «Ла Анторча» («Факел») и группой «Кульмине». Они задержались и в Восточной Азии. Цели и методы Общества анархо-коммунистических товарищей, созданного Шифу в Китае в 1914 г., включали такие массовые акции, как забастовки, но оставляли в своем тактическом репертуаре открытыми двери для «беспорядков, включая убийства, насилия и т.п.» (R. Graham et al.. Anarchism: A Documentary History of Libertarian Ideas. Vol.1: From Anarchy to Anarchism, 300 CE to 1939. Montreal, 2005. P.351)

В конце 1880-х гг. в анархистских кругах распространилась реакция на пропаганду действием, и многие из тех, кто в прошлом защищал ее, включая Беркмана, Гольдман, Кропоткина, Малатесту и Моста, начали высказываться против нее. Большинство анархистов считало, что пропаганда действием неэффективна и крайне опасна для анархизма. Она вызывает огромные репрессии и тем самым губит попытки создания массового анархистского движения. Инсуррекционализм не привел к заметному ослаблению капитализма и государства. Как замечал Малатеста, «Мы знаем, что эти покушения, с людьми, недостаточно подготовленными к этому, бесплодны и часто, вызывая неконтролируемые реакции,  приносят много горя, нанося вред тому самому делу, которому претендуют служить». Куда важнее и полезнее «не просто убить короля, человека, а убить всех королей – королей дворов, парламентов и заводов – в сердцах и в умах людей, то есть, искоренить веру в принцип авторитета, которой преданы многие люди» (G.W. Carey. The Vessel, the Deed , and the Idea. Anarchists in Paterson, 1895-1908 Antipode: A Radical Journal of Geography, 10-11, 1979. P.52). Кропоткин симпатизировал синдикализму в Первом Интернационале, но враждебно относился к профсоюзам в период Черного Интернационала (C. Cahm. Kropotkin and the Rise of Revolutionary Anarchism, 1872-1886. Cambridge, 1989. P.231-269). Однако в 1890-х гг. он призвал вернуться к синдикализму Бакунина и Первого Интернационала, но «в десять раз мощнее»: «Гигантские профсоюзы, охватывающие миллионы пролетариев» (D. Guerin. Anarchism… P.78). Луиза Мишель (…) в конце 1890-х гг. видела во всеобщей стачке путь к революции, хотя сохраняла некоторые симпатии к пропаганде действием (B. Lowry, E.E. Gunter. Epilogue to: Red Virgin: Memoirs of Louise Michel. Tuscaloosa, 1981. P.199).

Сама природа инсуррекционалистского акта стала все больше рассматриваться как элитаристская: вместо того, чтобы воодушевлять рабочий класс и крестьянство на действие, она в лучшем случае усиливает в массах пассивное доверие к лидерам и знатокам сверху, заменяя (нынешних правителей, — прим.перевод.) самозваным авангардом народа. Отражением этого служило презрение к непосредственным нуждам людей, таким как повышение зарплаты. Анархизм становился вероучением избранной элиты, не интересующейся заботами народа, отвергающей профсоюзы и, на практике, разрушительной для народных движений. Пропаганда действием мало дала для распространения анархистских идей, зато в общественном сознании прочно связала анархизм с насилием и бомбами и оторвала анархизм от масс. В 1890-х гг. инсуррекционалистский анархизм был уже весьма малочисленным течением.

Эта критика исходила из традиций анархистов Первого Интернационала, которая охватывала то, что мы называем массовым анархизмом. Для Бакунина и Альянса, ключевой стратегией было утверждение анархизма внутри народных социальных движений, чтобы придать им более радикальный характер, распространить анархистские идеи и цели и укрепить культуру самоуправления и прямого действия, в надежде, что такие движения помогут социальной революции. В то время, разумеется, они хотели оказывать влияние на сам Первый Интернационал. Частью такого подхода был поссибилистский взгляд на возможность завоевания реальных реформ снизу. Взгляд, что такие реформы не только не губят народные социальные движения, но если они завоеваны снизу, помогают им добиться доверия масс и улучшить условия их жизни.

Из книги: Lucien van der Walt, Michael Schmidt. Black Flame: The Revolutionary Class Politics of Anarchism and Syndicalism. AК Press, 2009. P.128-133.

http://livasprava.info/content/view/2372/1/

Оставьте комментарий